ОКОЛО ПОЭЗИИ / ABOUT POETRY
Летнее тепло
Тяну за передник – выпадают, катятся за горизонты сочные и краснобокие.
Падают в сочную траву. Пытаюсь ее схватить за пятку.
«Я ждала тебя столько длинных трав, я истоптала столько песчинок!»
Глядятся в вышину без смысла и желаний, откинутые с ветвей плоды,
И прикрываясь желтыми листами,
Послушно ложатся под ступни уходящего лета.
***
яну за передник – выпадают, катятся за горизонты сочные и краснобокие.
Гладятся в вышину без смысла и желаний, прикрываясь желтыми листами,
Послушно ложатся под ступни уходящего тепла.
Падаю в щекотную и длинностеблую, пытаюсь схватить за пятку.
Оно восторженно по - детски подпрыгивает!
Вдруг оглянувшись на меня понимающим тяжелым взглядом,
Устало опускается на корни у входа в дерево.
И вот теперь оно сидит в моем уютном кресле
И лениво подсчитывает дни календаря, отрывает листок за листком.
А потом, нагостившись до зевоты, не прощаясь, спешит домой,
Спотыкается о корни у входа;
И от стука двери, листья начинают щекотать ветви дома.
Про хмары и хмарочосы
Хмарочосы чешут хмарам брюшки.
Хмарам это нравится и они нарочно летят низко над землей, чтоб почесать свои бочки и пузики.
Хмарочосам нравится как мурлычут хмарки.
Поэтому они растут выше и выше, чтобы хмарам не приходилось так низко лететь над землей, чтобы почесать свои бочки и пузики.
***
Солнце слюнявит леденец зимы.
Ох, как же сладко ему покусывается язычек!
Случайная слюнка сиропно стекает по оголодавшимся за птичьей трескотне крышам,
Блестит в куделях ветвей, обтекает силуэт, торчащего из-за снеговой кучи памятника и неохотно втекает в серую корку снега.
* * *
Ангелом брести устало черствыми улицами тишины ночной Чтоб принести на плечах сложенными крыльями
Заботы омертвевшего дня (он листом осины уже погрузился в грязь)
Эй! Что же ты за ангел?...
Твой карнавальный костюмчик никак слегка поистрепался? Хотя ты прав – из года - в век протискиваться среди прохожих,
Еще более далеких ближних…
Постой! А что, крылья у тебя снимаются?
Они не настоящие?
Может и груз на плечах твоих надуман от скуки и тоски
По настоящей жизни…
***
Весна начиналась вяло и серо;
Упрямо не приходило тепло.
А я стояла на перекрестке,
И старые дома не хотели опознать во мне меня.
Смотрю в отраженьях витрин и машин –
Вижу только взгляд карий.
Тяжело быть сильной,
Тяжело упрямо стоять на перекрестке
И ждать…
Ждать весну
***
Нет, теперь я точно знаю, что земля плоская и маленькая, во всяком случаи не такая уж большая и не совсем без краев, как мне казалось. Рассудите сами, какая же она большая, когда везде люди такие же как и у меня дома: плохие и сердечные, смешные, пьяные и сдержанно-трезвые. Так же похожи улицы, такой же вид из окна вагона. Все новое, что так манит своей новью, то к чему не успел привыкнуть, оно оказывается не таким уж новым, ведь в нем родимом распознаются запахи, голоса, движения и оттенки того, что в два счета оста
вил за железной полосой пованивающей бензином. Да разве земля – круглая? Ведь в ней есть края. Это знают все, кого тянет в иные горизонты. Бывает, и идешь, да что там идешь! – едешь, и взгляд мимолетом, мимоходом или мимоедом останавливается на красивом пейзаже: бесконечное поле, а вдали подернутый туманцем силуэт леса, и в нем тонет последний солнечный лучик. И задумываешься: а ТАМ что? Ведь так, кажется, можешь идти, идти, выйти из леса, а там только синева неба, белые облака и стаи птиц – везде – над тобой, под тобой и вдали. И все… Пришли. Точка. Ничего нет больше. Край земли. Разве не для этого ты постоянно где-то: идешь, едешь? Разве не для этого, чтобы увидеть, что скрывается вон за тем горизонтом, и чтобы в новом и неизведанном опознать родную березу, знакомый поворот улицы, складку, взгляд, запах?
***
Солнышко не уставало мчаться за нами. Поля леса – а оно не спотыкается – все машет лучиками, мол, здесь я, жизнь прекрасна! Наверное, оно привязано невидимой ниточкой, такой длинной-длинной, за краешек моего вагона. Мохнато-солнечное бежит за мной, улыбается, а подплыть поближе у него не выходит – силенок не хватает, ведь оно такое махонькое. Вот так порой бывает с людьми. Они связаны друг с дружкой такой же тоненькой ниточкой, и все так же чего-то не хватает…
Яблоко не боится падать
Яблоко не боится падать…
Оно цветет, отдавая себя голубоглазому небу, ведь они так красиво смотрятся.
Оно спеет, отдавая себя ясноглазому солнцу, ведь оно так великодушно.
Но достается вся его любовь земле.
И когда оно весело на крепких ветвях, оно мечтало оторваться от ветки
И совершить головокружительный полет к звездам, Которые каждое утро манят яблоко вниз.
***
Яблоко не боится падать…
И, отрываясь от ветки, оно отдает все себя вязкой изумрудной бездне.
Но звезды оказываются каплями, которые, завидя крутобокую тень, отлетают прочь.
Эхом пронеслось в травах падение; но сады все также спали, вдыхая фимиам утренней прохлады.
Оно купается в росе, такое красиво-спелое и … одинокое. Лишь бы оно не затерялось в траве, ведь оно упало, чтобы его нашли теплые руки
И вспомнили обо мне…
Яблоко не боится падать…
Желтый ангел
Шепот множества бубенчиков,
Листва старой медью – глупо под ноги.
Тебя когда-то солнце лучами протыкало насквозь?
Взгляд трепещет язычком звоночка.
За правым ушком золотится изгиб пуха.
Когда звенят бубенцы – ангел где-то близко.
Запутал крылья в воздушных паутинках (бабье лето позвонило в наши дома)
Повис марионеткой над крышами,
Фаланги ветвей раскачивают звон.
Взгляд следит за ним трепетно,
Листва пухом нежности трепещет высокой ля.
В сердечке – шепот множества бубенчиков.
***
Люби летать, ведь ты еще не вырос.
Стремись, стоя на носках, заглядывать за горизонт. Гордись детской дружбой.
Держи сердце в протянутых ладонях.
Пока живешь, люби мечтать.
Чудо
Пойди гулять, и на тишину замашут пальчиками бубенцы. Сомкнутые морщинятся – хочется просто быть, без слов… Внутри – щекотно, ожидание чуда в самом себе…
Боль от потери вечного чуда,
Радость от того, что чудо проросло в тебе.
Ты растешь вместе с чудом.
Утро
Ты понимаешь, просто небо плыло.
Разлилось клюквенным компотом
И по скатерти туманов – вниз на землю,
Сюда…
А здесь спало все, оно устало говорить,
Устало шелестеть и дышать.
А тут капелька вишенкой по макушечке
Неизвестному летуну – и все проснулось!
Знаешь, так медленно и сладко…
Потянулось и очень тихо обрадовало глаз –
Утро…
Усталость
Когда не надо, взгляд полощет небо,
Прилипает к фигурам, складкам, овалам, живым точкам глаз.
Устала…
Даже устала думать о том, что устала.
Без устали только мысли…
Морщины углов щекочут нутро – люблю город.
Вывески хватают за ресницы, и в зрачках номера машин. Сейчас у меня есть только глаза и пара стоптанных и уставших.
Устала…
Даже устала думать о тебе.
Без устали только мысли…не о тебе ли?
Утро
Время еще не привязано к стрелкам,
Тестом глухоты выползает из кадки,
Сладко заполняет углы.
Ветерок растопырил его шелковые шнурочки.
Вот бы поймать детской ладошкой
И воздушным змеем – полями за горизонты.
***
Удивительно как оно бывает: то ничего, то сразу много. … добра, зла, слез, света, боли…
А сердце еще мало – космические перегрузки противопоказаны.
Оно забилось под мягкую подушку,
Укрылось волохатым пледом,
В ногах – рыжый муркотун.
А в изголовье – барашек-масеньке копытце.
И только огромным удивленным взглядом смотрит моими глазами. Удивительно, как оно бывает…
Птица
Идти, бежать – а все равно он выше,
Плывет над нами бумажным змеем.
А мы для него – совсем маленькие – он Птица!
Вообрази: целый народ с одной фамилией!
Птица…
А когда шли протоптанной – в подарок перышко –
Идеал изгибов, формы – очень мило.
Глянули – сразу узнали, что за птица.
Вот так хотелось, чтоб и о тебе подумали.
Молчанье
Молчанье хрусталем разобьется о губы,
Осколки – в траву.
Об них будут спотыкаться кузнечики в травах.
Травы – волосы, пряди, кудри –
Расчешет пятерней граблей ветерок
И дальше – а ну-ка бросаться хрусталем
Об чьи-то сомкнутые.
Между…
Я живу между октябрем и ноябрем,
Где-то на границе между «можно» и «надо».
Еще не облетели все листья с моих ветвей,
А птицы покинули мой рай и подались у Вырий.
Мои пятки еще помнят нежный лоскот травы,
Как по ступням скатывается в зеленую пучину утренняя слезка.
А пальцами ветвей я уже дергаю за паутинки улетающее тепло,
И в лицо – боль зимы. Я живу между октябрем и ноябрем,
Я где-то живу между «да» и «нет».
Я где-то живу…
Я где-то…
Весна
Ее ждали…
Нет, не так…
Вырывали из век сердце,
Чтоб забыть о ней,
А когда – вдруг, то зачем?
О радости
Радость вползает, почти шепчет, запахом сдобы.
И я, засунув упругую, еще теплую булку,
Между шарнирами времени, отдышавшись, спокойно
Иду вдыхать радость.
О точке
…и тут точка…
Надо всегда вовремя ее ставить, иначе будет конец предложения.
А так – точка, и концы в воду…
Если наша жизнь – роман, а дни – предложения, слова и абзацы,
То без точки не обойтись.
Иногда недосказанность лучше.
Здесь без точки не обойтись.
Вот только б знать где ее ставить... И тут точка.
О встрече со стихами
Стихи возвращаются, как дети в отчий дом.
Украдкой постучат в сердце,
постоят несмело у порога.
А я их ждала,
конечно же, я всегда тайком от себя верила – я нужна им.
И вот:
когда желтый мягкий лист зашуршал и замурлыкал на тропинке,
и небо так по-домашнему, без праздничной лазури
на переднике, заглянуло в мое окно, я выглянула и так глубоко и тихо стала радоваться.
И как дитя малое, подпрыгнула и полетела собирать в охапку таких своих.
***
Я тобой обречена на заслание в тоску,
На ожидание у подоконника
И на вечную радость держать без устали свое сердце
В протянутой руке.
Я собой обречена…
Гастроли
Я еду на гастроли к друзьям, чтоб снова поведать о своем житии-бытии нелегком, полном троп нехоженых и обрывов с драконами, и думаю: у них есть то, что желала самой себе – нужность кому-то.
Растут дети и фикусы на подоконниках.
А у меня все без перемен – те же тропы да обрывы..
А друзья вот смотрят, дышат на меня пеленками да пирогами, посербывая в такт сочувствию житейскому, и хотят пройти хоть по одной моей тропке и не заблудиться, сразившись с драконом, невредимым остаться.
Так и езжу по гастролям: под мышкой вязанка троп, на ниточке дракон да лубочный бестиарий.
А мне нараспашку пеленочно-грызуще-сопящий и всегда кому-то нужный с большим куском пирога.
***
Шелестит ненужным золотом утомленная листва. Паволокой занавесит взгляд небес кружевной туман. Взъерошенный, нечесаный и сонный протянет нити рукавов по сторонам.
И ветерок запутается в его объятьях, притихший, слижет последний теплый день.
Мы все хотим уйти аллеей грустной, где вместо сводов – ветви, в тишину садов.
Там простота житейской мудрости яблоком найдется в травах.
***
Убить мой сон выстрелом звонка,
И судорожно искать его причину,
Чтобы в ответ услышать три гудка…
И снова лечь, закрыть глаза на жизнь
И ждать прикосновенья смерти.
Лежать и ждать, чтоб снова три гудка…
***
Меня обманул сентябрь:
Был прогноз на тепло сердец,
А полил холодный дождь,
И оказалось лету – конец.
Я кричала ему: «Постой!
Еще не прошел мой сезон,
Еще сердце не готово к зиме,
Еще хочется тепла во сне!»
Засмеялся разбитый фонарь,
Опрокинулся к пьяной березе.
Его коснулся ее губ пожар,
И остались на осень слезы.
Я люблю тихий сентябрь,
Когда утром ничто не тревожит,
Только музыка-шорох метел,
Только лист улыбку приложит.
Все прекрасно вокруг, хорошо,
А в сердце буря бушует,
Льют дожди и идет гроза –
И сердце и взгляд бунтуют.
Не оправдался твой прогноз,
Равнодушное голубое небо,-
Неожиданно начался дождь,
Затрусились деревьев колена.
Меня обманул сентябрь:
Был прогноз на тепло сердец,
Но пришел холодный дождь,
И сказало сердце: «Конец!»…
***
Каштановый град грядет по твою душу,
Он прибивает холод к земле и убивает лета удушье.
Это музыка осенних городов,
Это барабанный бой вперемешку с шумом дождя и ветра.
Эту музыку надо слушать с благоговеньем желтой опалой листвы,
Запахом умирающего солнца.
А ты?
Тебе все нипочем и ты идешь под каштановым ливнем.
Смелая…
Разве ты не знаешь – каштановый град грядет по твою душу.
Вино из одуванчиков
Сегодня ночью мне приснился светлый сон,
Что на земле начало лета,
И май так в синеву влюблен,
Что хочет всем кричать об этом.
И я приглашена на пир венчанья,
Я за столом сижу, где сладостей весьма,
Но пью вино, напиток для отчаяных,
Из солнечных цветков оно.
Я пью вино из одуванчиков, мне очень горько,
А рядом весело и до безумья ярко.
Всем сладко, очень сладко жить.
А я, хоть вкус и горек,
Но пью из одуванчиков вино.
Мне весело, хотя в глазах темно,
И на глазах слезинок горечь.
Но вот, лица коснулся светлый луч –
И я проснулась,
Но в памяти остался вкус,
Напитка горечь.
Хоть незатейливы они порой,
Они, такие светлые, как солнца море,
Но оказалось, что в стебельке живом
Такое сладкое есть горе.
***
Давай покрасим настроенье в белый,
Давай приветствовать дома в белесой шапке крыш.
Пожмем деревьям лапки – в ответ лавина снегопада.
Давай покрасим небо в белый цвет.
Покрасим в белый – значит спишем все долги,
Простим подножки и царапины обид,
Посмотрим проще впереди себя,
Напишем жизнь мы с белого листа.
Тогда с рассветом сквозь квадрат окна
Улыбкой мягкой нас встретит белый мир.
***
Написать строку, перечеркнуть,
Как маета от переполненности смыслом жизни.
Не знать, что сначала хотел сказать,
Что затем.
Зачем?
Боязнь, что новое не так уж свежо,
Дрожь от потери своего себя
Прижимает тебя к почве.
Маета от переполненности смыслом жизни…
Чушь!
Всего- на всего тебе нужно одно:
Найти того, кто сидит в твоем воробьином,
И, наконец-то, покой как у всех.
Последнюю строку перечеркнуть.
***
Нет, ты не верь, что умерли все весны,
Нет, ты не верь, что будут холода.
Держи повыше лик, прямее поступь –
Все будет хорошо, как никогда.
Не верь, что умерла твоя сердечная отрада,
И вдовьего чуждаются наряда.
Держи повыше лик, прямее поступь -
Все будет хорошо, как никогда.
Держи повыше лик, прямее поступь –
Все будет хорошо, как никогда.
Пусть иногда из глаз польются слезы –
Пускай завидуют, они не смогут так.
***
Сожгу листы, сожгу цветы, сожгу мои стихи,
Развею по ветру в ночи, по травам по степи.
Босая, буду не боясь, играть с чертополохом.
Летите вы, мои стихи, вы больше не нужны!
Играет на свирели пень, и листья медом дышат.
Луна открыла свою тень, и травы песнь калышат.
И вы, стихи, как эта сказка, придуманы давно,
Проснулись. Нежной чуткой лаской взыграли, как вином.
Придумала, придумала весь этот мир не я.
Свой тайный мир задумала и в сказках родила.
Тебя, тебя придумала, с тобою речь вела…
И смыл тебя нечаянно ночной прохладный дождь,
И ты уже отчаянье – ты больше не придешь!
Сожгу, сожгу волнения, надежды и стихи…
…И мир как наваждение, когда со мной не ты.
***
Обдуманно, размеренно, легко
Живется та, где убрано и чисто.
Но убери иллюзии и сны,
Прибавь к потоку жизни ты горчицы,
И захмелеет голова, и сердце перестанет биться.
И спрячется в траве луна, и мед уже не каплет с уст,
И взгляд померк, и небо опустело…
Но посмотри – вон, бьется огонек
И в нем все дело
***
Когда отчаянье придет в твой дом незваным гостем,
Прижмет к груди и стянет рот, сдавит горло
И зарежет сердце-птицу,
Тогда смелей, не бойся и смелей!
Рви сети боль, не бойся захлебнуться –
Так опыт говорит: смерть не придет –
Она тебя боится, слышишь ты, боится!
***
Ругань, окрики, смех, ожидание –
Ведут очередную Жанну -
Облизываются в предвкушении.
Помост, приговор, отречение.
Шест, много хвороста – много усердия.
А над городом неслышно парят голуби
И в закоулках Кривой улицы, где дома боятся натолкнуться
Друг на дружку и разбить соседу лоб,
Уже видели подол апреля.
…А в соседнем доме – первый окрик детский…
Ругань, окрики, смех ожидание –
Ведут очередную Жанну…
(из серии «Средневековое настроение)
***
Когда тебя вели через соседский двор,
И с улицы соседней все шептались,
Ты думала: «не может это быть со мной!»
Когда глядел холодный мертвый глаз,
Когда вокруг ужасный сплетен газ,
Ты думала: « Не может это быть со мной!»
Аутодафе – адской возмездье.
Крик в мрака пустоту, в ответ – царапанье пера.
Тогда ты думала: «Не может это статься!»
Но вот – пьянящий запах воздуха, и голубиный клекот
Не слышно из-за чьих-то сапогов.
А вот и улицы знакомые полотнища,
Но ты не их, тебя не узнает никто.
Ах, все равно уж приговор дочитан,
Ведут куда-то, впереди солома и сушняк
И тут все как во сне, ужасно нарочито…
А что ж ты думала тогда?
(из серии «Средневековое настроение)